Постумия - Страница 181

181

– Какого Вальцмана? – удивился Грачёв.

– Да Порошенко Петро на самом деле Вальцман!

– А-а, понятно. – Генерал опустил вскинутые брови. – Это очень существенное обстоятельство. Ну да ладно. Слушай, Родион Поликарпович, расскажи о себе, а? Рабом, говоришь, был…

– Сами всё узнаете. Чего вам? Лучше помолчу. Зубарев болтливых не жалует.

– Понятно, бздишь, – усмехнулся Грачёв. – А вот ответь, знаешь ли женщину по имени Анна Швороб? Она жила в Красноярске, на улице Шахтёров.

Никулин подпрыгнул, будто его ударило током. Челюсть отвисла, как у покойника. Видно, эта тётка очень много для него значила. Непонятно только, с каким знаком.

– Вижу, что знаком был с ней. – Генерал даже не стал дожидаться ответа. – Кто она тебе?

– Жена… Гражданская. – Родион Поликарпович был так потрясён, что позабыл о своих колкостях.

– Точнее, фактическая, – поправил генерал. – Гражданская – та, с которой в ЗАГС ходили, но не венчались.

– Да мне всё равно – пусть фактическая, – махнул рукой Никулин. – Любви от этого не убудет.

– Давно вы познакомились? – Генерал сцепил пальцы, сверкнув дорогим обручальным кольцом. – Давай в подробностях.

– Лет тридцать назад – до рабства ещё. А зачем тебе это, ваше превосходительство?

– Не кривляйся, Никулин, дело серьёзное. – На смуглое лицо генерала будто бы набежала тень. – Что же не искал её, когда вернулся из плена?

– Да спрашивал я! Сказали, померла Нюська. Наврали? – И губы Никулина запрыгали. Пальцы он сжал в огромные кулаки.

Я понимала, что скоро наступит развязка. Ключик был найден. Наверное, эти сведения и раздобыл Богдан в Красноярске.

– Нет, не наврали, – тихо, даже скорбно сказал генерал. Наверное, он ещё не отошёл от похорон тестя и от скандала с дочерью Ингой.

Та обиделась, что дед оставил лично ей только «Ауди А-6» – лучшую машину 2014 года. А ведь сейчас на дворе 2015. Значит, «тачка» устарела. А ведь сама копейки ещё не заработала, одни расходы на неё. И как дядя это терпит? Наверное, ему всё время некогда…

– Анна Швороб действительно скончалась в девяносто девятом. А сына, десяти лет, отдали в интернат. Твоего сына, Никулин.

– Чего-о-о?! – Кощей поднялся со стула, сделал несколько шагов к Грачёву. Потом стиснул в ладонях свою лошадиную голову. – У неё… был сын?.. А, генерал?..

– Он и сейчас существует. Восемьдесят девятого года рождения. Зовут, как и тебя, Родион. Фамилия – Швороб. Ты разве не знал, что Анна беременна?

– Откуда же? – у Никулина начисто пропал голос. Он сипел, будто ему сдавили горло. – Она не успела сказать. Меня как раз тогда и умыкнули. Я из Сибири в Москву подался, шабашить. Там и угодил в западню. О, Господи милостивый, да как же?.. Где сын-то сейчас?

– В армии служит, по контракту. Уже капитан. В 15-ой миротворческой бригаде снайперов тренирует. Последнее место службы – под Самарой, на Рощинском полигоне. Я говорю так подробно, чтобы ты не сомневался. Семья у него есть…

– Слушай, генерал… – Никулин тяжело дышал, рукавом свитера вытирая пот со лба. – Расскажи про сына, а? Наверное, и внуков уже имею?

– Да, двоих. Может, хоть перед ними тебе стыдно будет? Правда, пацанам сейчас четыре и два года. А когда вырастут, о чём узнают? Если на других наплевать, о них подумай.

Никулин вернулся на свой стул и вдруг заплакал. Сначала тихо, будто стыдясь. Потом – навзрыд. Так, что, казалось, задребезжали стёкла.

– Как тебя звать, генерал? – вдруг сквозь слёзы спросил он.

Я решила, что плакал этот суровый мужик очень редко. А, может, сегодня впервые дал слабину.

– Всеволод Михайлович.

– Милый ты мой! Да хоть убей меня сейчас – Богу в ножки упаду за тебя… Сенька Зубарев спас меня, верно. Я просил его про Нюсю узнать. Сам-то не заезжал в Красноярск – стыдился. Может, он и про сына проведал, да скрыл?

– Этого не знаю, – честно сказал генерал. – Вполне возможно. Боялся, скорее всего, что ты сбежишь. Такие кадры беречь надо.

– Да снится мне это, что ли?! – взревел Никулин. – В плену и в дороге часто так бывало. Всё казалось, что Нюська меня кличет. Что-то сказать хочет. Вижу, что губы её шевелятся, а голоса не слышно. С первой супругой у нас детишек не было. Потом она другого нашла, городского. Мы развелись. Я в Тисуле родился. После развода уехал под Красноярск. Анна вдовела. Муж, шофёр, в аварии погиб. Мы и сошлись по-быстрому. Даже не знаю, что сказать… У них ведь тоже бездетный брак был. Мы и не ждали… Сын знает про меня? – Никулин шмыгнул крючковатым носом.

– Нет, не знает, – немного помолчав, ответил генерал. Он задумчиво катал по столу лазерную указку. – Думает, что отец тоже умер. Но я могу вам встречу устроить, если решишь сотрудничать со следствием. Кроме того, надо будет объяснить, как ты дошёл до жизни такой.

– Я скажу, генерал. Всё выложу, как на духу. Только вели чайку принести – в глотке всё пересохло. И пожевать чего-нибудь, хоть немного. Ох, беда какая! От сына ведь тогда уехал, да так надолго! Нюська гадости всякие думала про меня. Ведь такое случилось – не поверишь…

– Я во всё поверю, если это правда будет.

Генерал нажал на кнопку. В дверях тут же возник подтянутый расторопный парень в полицейской форме. Он искрился, как ёлочная игрушка, и был готов выполнить любой приказ генерала. Два стакана крепкого чаю и гору бутербродов на блюде он доставил с быстротой факира. Арестант набросился на еду так, словно перед этим голодал целый месяц.

Тёмные, глубоко запавшие глаза Никулина смотрели вверх и вправо. Он вспоминал картину реальных событий, вызывал образы прошлого. И если раньше он сидел, скрестив руки на груди, дёргал плечом, притопывал ногой, ёрзал на стуле, то теперь картина поменялась. Родион Поликарпович бросил свои мозолистые руки на колени, ладонями вверх. Дядя сам научил меня азбуке тела, глаз, лица, губ. И чувствовал там, в кабинете, то же, что и я перед ноутбуком.

181