Постумия - Страница 42


К оглавлению

42

Глава 6

28 февраля (день), продолжение.

– «Что мне не нравится, то мне не нравится! И с какой стати я буду делать вид, что мне всё это понравилось?» Чьи слова? – Старик, прищурившись, оглядывал всех сквозь очки. – Кто у нас здесь самый начитанный?

Инга с Кариной, конечно, заёрзали. Им очень хотелось угадать. А я и не пыталась – зачем? Я не студентка и не школьница, чтобы отвечать на такие вопросы. Да Геннадий Григорьевич и не ждёт этого от меня. Он просто чем-то занимает то время, которое мы должны провести в обществе хозяев дома. А потом Вячеслава Воронова увезут на коляске в спальню, и мы останемся впятером. А сейчас нас десять – поровну мужчин и женщин. Мы уселись за стол через одного – как и полагается по этикету.

– Это Джек Лондон! – взволнованно сказала Евгения. – Я знаю просто потому, что очень люблю этого автора. Конечно, далеко не все его произведения равнозначны. Но «Мартин Иден» и некоторые рассказы, по-моему, великолепны…

– Ты, Женечка, ещё хоть что-то сумела узнать в школе и в «Плешке». А вот дочери твои принадлежат к потерянному поколению, – безжалостно сказал Старик. – Оно хвалится тем, что ничего не знает. А раньше этого стыдились. И далее будет только хуже. От их обожаемой музычки лично у меня мозги чешутся. А дети мои со своими супругами – как те мыши, которые плакали, кололись, но ели кактус. Чтобы не терять контакт с молодёжью, пытаются соответствовать этой тошниловке.

Дядины дочери покраснели до ушей, и мне стало их жалко. Они-то старались, играли перед нами. Инга – на рояле, Карина – на виолончели. Евгения с Юлией трепетно смотрели на них, Михон вежливо улыбался. Воронов сидел в коляске, отвесив челюсть. А дядя с Петренко тихонько переписывались на гаджетах, чтобы не мешать выступающим. Старик от души похлопал девочкам, но тут же принялся опять эпатировать публику.

– По-моему, превосходно! – с чувством сказал он. – Конечно, моё мнение мало чего стоит. Я ведь к музыке касательства не имею. Разве только на тарелках бацал, в оркестре. Нас часто приглашали «на жмура» Братья мои там же играли. Аркадий – на скрипке, а Яков – на трубе.

– Какой оркестр? – удивлённо переспросила Юлия. – Ты об этом ничего не говорил.

– Так неприлично же! – развёл руками Старик. – Гордиться здесь нечем. «На жмура» – значит, на похоронах играли. Отчим нас устроил. Там хорошо платили.

– Фу, Гена, что за разговоры за столом?! – Юлия даже пошла пятнами и украдкой покосилась на мужа. Тот был безразличен ко всему. – И ещё при детях!..

– Юлечка, им пора знать, откуда люди берутся и куда потом деваются. Дело житейское – все там будем. И, скорее всего, в этой очереди я – первый. Хотя бы в силу возраста.

– Прекрати, Гена, иначе я уйду отсюда! – пригрозила Юлия, встряхивая пышной седой укладкой. Седина её отливала сиренью – в тон платью. – Ну, кто тебя за язык тянул? Так хорошо сидели, музыку слушали, говорили о приятном. От всех этих убийств сердце колотится! И Славе каждую ночь плохо. Потерпи немного, мне всё равно скоро массажистку встречать.

– Всё, мама, плюнь и забудь! – шепнула ей Евгения. – Девочки были умницами. Но у мужчин странное чувство юмора.

Я смотрела на кузин и думала, что они, в сущности, неплохие девчонки. К тому же, очень симпатичные. Немного, правда, избалованные. Приучены к мысли, что мать с бабушкой живут только для них. А теперь Инга с Кариной не желают понять, что дед тоже требует заботы. Для сестёр существуют только их проблемы и секреты.

У Инги лицо похоже на спелый персик – круглое, с нежным пушком. Губы тонкие, брови узкие, чёрные. Она стояла в своём малиновом брючном костюме у балконной двери гостиной и рисовала что-то пальчиком на запотевшем стекле. Точь-в-точь Татьяна Ларина. Её вишнёво-карие глаза туманились от слёз. Волосы цвета бронзы локонами спадали до пояса. И блестели на жакете позолоченные пуговицы.

Синеглазая Карина с каштановой копной на голове выбрала ансамбль цвета крем-брюле, так идущий к матово-смуглой коже. У неё лицо узкое, с выступающими скулами. А губы пухлые, как у бабушки Юлии.

Но красивее всех был, конечно, Михон. Дядя и сейчас смотрел на него с тихой гордостью. Он хотел, чтобы наследник после окончания Университета поступил в адъюнктуру МВД.

– Пап, скажи маме, чтобы она разрешила нам ездить на антигравити-йогу! – вдруг громко сказала Инга от балкона. – Это сейчас в тренде, и многие занимаются. А мама боится. Говорит, что мы не циркачи.

– Йога – дело нешуточное, – рассеянно сказал дядя. – А тут ещё в гамаке! Нельзя начинать занятия только потому, что это модно. Мама не из вредности опасается, а добра вам желает. По крайней мере, надо с врачами посоветоваться, с инструкторами по йоге. Немного погодя этим займусь…

– Говорила тебе, что ничего не выйдет! – вскинулась Карина. – Будет так, как мама скажет. Вот и кушай! Между прочим, тебе уже восемнадцать есть. Так что могла бы и не спрашивать. Это я пока человек подневольный.

– Всё, девочки, идите к себе! – Евгения решительно встала из-за стола. По дымчатому бархату её костюма пробежала серебристая рябь. – Это они сходили то ли к буддистам, то ли к кришнаитам. Короче, восточному Новому году предшествует чистый или закрытый день. Люди наводят порядок в доме и в душе. У Инги в группе повальное увлечение этой философией. Вот девчонки и решили самосовершенствоваться, чтобы достичь просветления.

– Мама, ну что ты прикалываешься?! – вспыхнула Инга. – Между прочим, антигравити-йога очень полезна для позвоночника и суставов. Не говоря уже о том, что развивает силу воли. Федя Осинцов говорил…

42