Постумия - Страница 177

177

Я увидела тёплую молодёжную компашку за накрытым столом. Ираиду узнала сразу же. Она сидела в обнимку с парнем романской внешности. В руке у каждого из них было по бокалу коктейля с воткнутой соломинкой. Дочь Инессы действительно цвела, как персидская роза. Бой-френд, конечно, сильно ей уступал.

– Это – Ланьо, Райкин друг. Говорит, что француз. Конечно, живут во грехе. Но дочка теперь сама за себя отвечает. А я не вмешиваюсь, чтобы ничего не испортить. Боялась, что у Ираиды будут мои проблемы. Мужчин часто тянет к дурам – пустота засасывает.

Я даже немного обиделась. Вроде, не дура, а мужским вниманием не обижена. Но потом, прикусив язык, смолчала. Хвастаться мне особо нечем. Ношу внебрачного ребёнка, и целиком полагаюсь на доброго дядю. Инессе же Бог такую стену не послал.

– У меня есть племянница, Александрина… – Инесса, опершись локтями на парапет, пальцами вцепилась в свои пышные волосы. Лицо её кривилось, как от боли.

Я обратила внимание на то, что обручальное кольцо на левой руке писательницы самое обычное. Часы, хоть и американские, тоже из недорогих.

– Она всего на год и три месяца старше Ираиды. Так уже сидит в ИВС, в Печатниках.

– В «Шестёрке»? – удивилась я. – За что?

– Моя сестра Агнесса умерла при родах. Её муж был алкаш. Девочку воспитывал, кто попало. Она была тихоня – голос почти не подавала. А села сразу по сто пятой статье. Гражданского мужа и его любовницу убила туристским топориком. Застала их в пикантной позе.

– Ничего себе! И как ей помогло?..

А ведь дядя ни о чём таком не рассказывал. Сам не знал? Или не хотел обсуждать чужие проблемы?

– Тут и я виновата, если честно, – призналась Инесса.

– А вы-то с какого боку? – пожала плечами я. А потом вспомнила о том самом малолетнем негодяе с Васильевского острова. Вообще-то Инесса способна на многое…

– Александрина не могла простить своей подруге такого предательства. Ведь та из провинции приехала, остановилась на съёмной квартире, где жила пара. Это было в Москве. Племянница позвонила мне в Питер, поплакалась. Спросила, как поступила бы я на её месте. А мне и в голову не пришло, что такая терпеливая, добрая девушка поймёт буквально. Говорю ей: «Убила бы обоих. И подругу – первую!»

– И она послушалась? – Я даже не хотела думать о том, как среагировала бы сама.

– Как видите. Всю квартиру залила кровью. Хозяева пришли в ужас. Они ведь думали, что приличные люди к ним въехали. Теперь понимаю, что за Сашкой надо было тщательнее следить. Пока моя тётя Маруся жива была, как-то справлялись. А потом… Накосорезили мы все, конечно. Честно говоря, я тяготилась племянницей. Не рвалась её опекать. Как говорил классик: «Насильно не пожалеешь, а врать не хочется». Впервые поговорила с ней по душам – и вот что получилось. Мы никогда друг друга не понимали.

– Она просто не знала, кому в жилетку поплакать, – хрипло сказала я и закашлялась. Горло перехватило, сбилось дыхание, защипало в глазах. – Племянница очень вас уважала. Действительно, не поняла, что вы шутите.

– А я, в первую очередь, о своей дочери думала. Всё сделала для того, чтобы Райка не свихнулась. С трёх лет отдала её на английский. Потом много лет она уже сама бегала к репетиторам. Оказалось, как в воду глядела. В Штатах поступила не просто в стандартные классы, а прямо на спец. Это – элита, высшее общество. Мы сразу ориентировались на престижный университет. Вадим сотрудничал сначала с Нью-Йоркским, потом – с Каламбией. Гарвард, Йель, Принстон – от этих слов замирало сердце. Я для дочери хотела всего самого лучшего.

– Это естественно, – пожала плечами я.

– А в последнее время очень боюсь, что Ираиде придётся вернуться. Встретиться с «перепатриотами», жить по их правилам. В Америке ведь совсем другие правила игры. Успех действительно зависит только от самого человека. Помешать могут лишь фатальные обстоятельства. Райка просто не понимает, что у неё на родине всё иначе. Она ведь решений не принимала, получила всё по факту. Просто я в один прекрасный день решилась сказать: «С добрый утром, Пентагон!» Из последних сил рванулась вместе с дочерью из болота. Мы уже почти захлебнулись. А сейчас Ираида считает меня неудачницей. Ей было двенадцать, когда мы с Вадимом поженились.

– Ваша дочь была против? – Я вспомнила мать и Сергея Альбертовича.

– Да, именно. Не понимала, что впереди бездна. Пришлось напугать её. Сказать, что мы умрём, если не уедем. Чтобы спастись, надо бежать. А это без брака с Вадимом невозможно. Потом Ираида многое поняла, но осадочек остался. Она искренне думает, что я где-то не доработала. В Штатах трудно представить себе российские реалии. Например, то, что за высказанное мнение человек может лишиться будущего. Не просто с шефом поругаться, а потерять всё.

– Счастливый она человек, что не понимает этого! – с чувством выдохнула я. – В ногах у вас должна валяться, а не выделываться. И Вадиму быть благодарной навеки.

– Вы много страдали, Марианна, и я это вижу. – Инесса закусила губу, удерживая слёзы. – Понимаете, настоящая литература – это ожог, а не развлечение. Не помню точно, кто это сказал. Так я и старалась писать – чтобы до костей проняло. Уже смирилась с тем, что как человек практически нигде не встречаю понимания. Не было писателей в роду – значит, и ты не замай! Такое кастовое общество никакой Индии не снилось. И никаким чудом не вырваться за проведённую где-то наверху «черту оседлости»! Даже святое крещение не поможет.

– Вам не нужно возвращаться, – твёрдо сказала я. – Оставайтесь там. Чужбине прощается больше, чем родине.

177