Постумия - Страница 78

Но потом оказалось, что его мать Софья Львовна, старшая сестра погибшего Александра Николаева, внезапно умерла от остановки сердца. Она болела уже давно. Отец, Владимир Иванович, увидев, что случилось с женой, тоже потерял сознание. Кроме них, дома никого не было, и потому мужчину не спасли.

14 марта (день). Мы сидели у самовара на веранде, жадно вдыхая смолистый дымок. К нашему приезду Юрий набил самовар сосновыми шишками, которых здесь было немеряно. Нарезал пироги – с мясом, с рыбой, с грибами. Даль не курил и не пил, а бар держал только для гостей. Но мы с Богданом приехали к нему не для того, чтобы квасить. Брат только удивился обилию всевозможной снеди и испугался, что это всё пришлось готовить для нас.

– Да ничего мы не готовили – в «Пироговом Дворике» заказали! – расхохотался Юрий.

Ни за что не дала бы ему сорок восемь лет, если бы не седые виски и морщины на лбу. Свитер, джинсы, кроссовки, куртка-Аляска – как у нас с Богданом. Только гитары не хватает и какой-нибудь бардовской песни.

– Марьяна, может, тебе пирог с повидлом принести? Есть в холодильнике несколько кусков…

– Нет, ничего, и так вкусно! – Я больше хотела пить, чем есть – в том числе и после укола.

Юрий смотрел на меня круглыми карими глазами, в которых прыгали чёртики. Длинная прядь густых каштановых волос свисала ему на лоб. Он был очень красив – почти как покойный Саша; но полная противоположность по характеру. Даль жил легко, не отягощая настоящее страшным прошлым.

– Чем хуже память, тем чище совесть! – говорил он, по очереди подставляя наши чашки под краник блестящего самовара. – Здесь у нас именно так и живут, заперев в шкафы-купе свои скелеты… Ну, в чём дело, что за аврал? Всеволод сказал, что по телефону не хочет вдаваться в подробности, и вы всё объясните. Итак, я жду – с нетерпением. Буду рад помочь другу.

Сладкий ветерок с залива трепал скатерть, нежно гладил моё горячее лицо и будил надежды на лучшее. Так всегда бывает весной.

– У вас здесь живёт господин Печенин? Леонид Иосифович его имя-отчество, – обдумывая каждое слово, начал Богдан. Почему-то он говорил о покойном в настоящем времени.

А я вдруг вспомнила, что не видела Леонида после того, как группа Ерухимовича спасла меня от «оборотней». Помнила только кровавые маки на халате, в который недавно, после ванны, заворачивалась сама. А потом мы со Стариком ушли из квартиры в доме у реки, спустились на набережную. И долго смотрели, как над Выборгской стороной поднимается огромное красное солнце. Казалось, что его тоже ранили, и кровь стечёт на безоблачное небо.

– Цева адом, – сказал тогда Старик. – Эти слова означают гораздо больше, чем кажется. Только у нас сейчас не красный закат, а красный рассвет, Марьяна. И мы должны не прятаться, а действовать…

– Да, живёт, через два дома от меня, – сразу ответил Даль. – Только я Лёню давно не видел. А откуда вы его знаете?

– Больше и не увидите, – сказала я тихо, почти шёпотом.

– Почему не увижу? – вздрогнул Юрий. Вид у него был растерянный.

– Если только на похороны придёте. – Мне не хватало воздуха. Под веками сильно жгло. – Его убили вчера. Только не могу сказать, когда и где прощаться будут. Мы хотим вам несколько вопросов задать. Это очень нужно дяде.

Даль чуть не уронил чашку. Он пролил чай на пол и вытаращил глаза – скорее дурашливо, чем изумлённо.

– Здрасьте пожалуйста! – Юрий перевёл взгляд с Богдана на меня и обратно. Видимо, решил, что мы шутим. – Когда хоть?

– Вчера, рано утром. Я сама видела.

Вряд ли Юрий представлял, как всё было. Скорее решил, что Печенина замочили на улице или в каком-то присутственном месте. Да в том же ресторане вполне можно угодить под раздачу.

– В него трижды выстрелили из пистолета с глушителем. Всё было очень страшно…

– Эх, раскосяк! – от души выразился Даль. – А говорят, что порядок навели. Кругом стреляют – и в Москве, и в Питере, и здесь у нас. Да ещё несколько машин угнали, и все – «Порше». Не дерьмо какое-нибудь! Охраны полно, камеры хоть соли – и никого засечь не могут. А Лёньку-то кто припечатал? Если не секрет…

Мы с Богданом быстро переглянулись, не зная, что можно говорить, а что нельзя. Даль нас понял и тут же пришёл на помощь, поглаживая между ушами своего величественного бежевого лабрадора.

– Не хотите – не говорите. Какая разница? Убили человека – вот это главное. А кто, как – по фигу. Один вопрос – их поймали?

– Да, задержали на месте, – успокоил Юрия Богдан. – А откуда вы знаете, что их несколько? Дядя сказал?

– Ну, один вряд ли Лёньку завалит. Такой тёртый был, пройдоха – блеск! Мог выжить в серной кислоте. С большими чинами – вась-вась, на короткой ноге. Его папаша видным фарцовщиком был – самого Рокотова знал. Начал с бегунка, а потом и до купца дослужился. Семью, правда, бросил давно. И после отсидки к ней не вернулся. Но связи остались. Леонид с «лошадок» стартовал – ещё при Советах. Это – британские золотые монеты. Обожал вино «Шато Лафит» – красное, бордосское. Последний раз я пил у него экземпляр 1982 года, из резерва. Часы носил только элитные, швейцарские. Вёл себя внешне культурно, а на самом деле нагло. Любимая поговорка у него была такая: «Да, всё будет. Но не сразу. И не факт, что у тебя». За себя-то Лёнчик был спокоен. Но, как видно, ошибся. Знал он слишком много. Хотя, конечно, посёлок должен быть признателен покойничку. В отличие от прочих, Лёнчик не только обещал, но и выполнял. Не хочу его одной чёрной краской мазать. Честных людей он не обижал. Только тех, кто сам имел пушок на рыльце. Но я мало чем смогу вам помочь. Севка мне ничего не говорил, иначе стал бы я тут комедию ломать! Хоть мы и не дружили особо, а всё равно жаль…