Постумия - Страница 250

250

Пары ореховой настойки мешались с кофейными, из-за чего свояки впадали в экстаз. Лицо Улана стало теперь свекольным. Металлург, напротив, был бледен. Он нервно играл маленьким острым ножичком.

– Молчи! – вдруг прохрипел Михон с матраса.

Оказывается, он всё слышал. Мы вздрогнули. Зубарев лишь скривился, а вот Уланов окончательно слетел с катушек. Он вскочил, отшвырнул Анатола, подбежал к Михону. И несколько раз врезал ему ногой прямо на ране. Изо рта братишки хлынула кровь. Другое пятно быстро расплывалось на матрасе. А дальше я не ничего не помню – потеряла сознание. Даже не услышала, закричал ли Михон перед смертью. Успела только представить себе, как дядя про это узнает…

Меня окатили водой, и я очнулась. Сколько прошло времени, понять не могла. Дато сидел рядом со мной на корточках, щупал пульс. И я заметила, с какой ненавистью смотрел теперь врач на свояков. Но ничего им не сказал, только скрипнул зубами. Потом подошёл к Михону, взял его за руку.

– Мёртв, – глухо сказал Дато.

– Пусть пол помоют, – совершенно спокойно произнёс Металлург.

Немедленно прибежал охранник со шлангом, принялся смывать кровь. Глаза Влада буквально вываливались из орбит. Анатол немного ослабил гарроту. Я боялась, что тело братишки сейчас унесут, бросят собакам. И пыталась разглядеть его – в последний раз. Скорее всего, Михон скончался именно от удара, от болевого шока, а не от кровопотери. Заметила, что на восковое лицо братишки уже легли тени. Вероятно, его можно было спасти. Хотя какое это имеет значение? Кто-то погибнет раньше, кто-то позже. По крайней мере, Михон уже отмучился. Очень может быть, что мы скоро встретимся.

– Ишь, разговорчивая говяда! – Улан, выплеснув эмоции, почувствовал себя лучше. Но всё-таки его шатало от повышенного давления. Падая обратно в кресло, бородач едва не опрокинул себе на брюки чашку кофе.

– Марьяна, часики тикают, – напомнил мне Металлург. – Будешь дурить, так сама подставишься и людей невинных погубишь. Я ведь сказал, что сделают с детками. Их кто угодно задорого на утеху купит. А мамочке мои пацаны новых сделают…

Услышав эти слова, Диана упала в обморок. Её голова громко стукнулась о плиты пола. Дети принялись тормошить мать. Подскочил и Дато с какой-то склянкой. Запахло нашатырём, спиртом. Врач сделал Диане укол в руку, оттянул кверху одно веко, потом другое. Жена Евгения явно не притворялась. Её белки дрожали, делая красивое лицо пугающим, чужим.

Металлург встал, подошёл к лежащей на полу балерине, потрогал ногой её плечо. Потом повернулся к Дато.

– Скоро она очухается? Так весь день косить будет, а нам надо лететь.

– Каждый организм индивидуален, – равнодушно ответил врач. – И на препараты реагирует по-разному.

– Облейте её водой! – приказал Металлург охранникам. – Это – универсальное средство. Всем подойдёт.

К удивлению, он оказался прав. После ведра ледяной воды Диана открыла глаза. Тут же села на полу, увидела, что дети рядом, и крепко прижала их к себе.

«Конец – когда нет выбора!» – крутилась в голове чья-то фраза. Выбора у меня действительно нет. Надо спасать детишек. А, значит, погубить дядю, Богдана, Петренко, Старика с Максимом. Боже, что делать? Такой выбор хуже, чем вообще ничего. Любой вариант смертелен. Я прокляну себя и за то, и за другое. А дети отвечают за грехи родителей. Значит, и сын, если родится, будет платить за это?..

Я старалась не встречаться взглядом с Дианой. Получается, что по моей милости издеваются над людьми, не имеющими к группе никакого отношения. Диане плевать, что грозит генералу Грачеву и прочим. Она думает о детях и о себе, об оставшемся на воле муже. Я не имею права требовать от неё такой страшной жертвы.

Видимо, проявился «стокгольмский синдром». Диана смотрела на меня с ненавистью. А на свояков, на Дато, даже на Анатола – с надеждой. Нас с Владом она теперь считала причиной всех несчастий. Своим упорством мы убивали Кирюшу и Ёлочку. Дети, угадав настроение матери, исподлобья сверлили меня воспалёнными, заплывшими глазами.

Я должна купить свободу – хотя бы для них. Лёлька не попалась, иначе уже была бы здесь. Брат перехватил её по дороге, предупредил. Ну, а моя подружка знает, что нужно делать. Дрон, Петренко, Богдан что-нибудь придумают. Конечно, они уже сообщили в Москву – дяде и Старику. Те смекнут, что речь пойдёт об их головах. И вывернутся мехом вовнутрь для того, чтобы нас выручить.

Генерал Грачёв всегда говорил, что для спасения людей хороши все средства. Но когда он узнает про Михона… Когда увидит всё это… Трудно себе представить, что он тогда сделает!

– Как, надумала? – повернулся ко мне Металлург. – Платон, тащи камеру. Сейчас будешь говорить. И после открывать рот станешь только по моей отмашке.

– Я не знаю, что сказать. Напишите, что вам нужно.

Мои мысли бегали по извилинам, как ртутные шарики по полу. В детстве я разбила градусник и запомнила это навсегда. Искусанные губы болели, перед глазами прыгали сполохи. Но всё же я заметила, что Диана смотрит на меня, не отрываясь.

– Не смей! – еле просипел Влад. Но я его всё-таки услышала. И замерла от ужаса, ожидая расправы – как с Михоном.

Но на сей раз пронесло. Послышался удар, потом – сдавленный стон и хрип. Анатол снова подтянул гарроту. Но всё-таки Влад был жив, хоть и изранен. Пока жив. Волосы на моей голове шевелились. Я должна была решать – одна, за всех. Только я. И больше никто. Хватит того, что неподвижный Михон лежит в углу, на матрасе. И Влад вот-вот перестанет хрипеть…

250