Маамун решил с ними не ссориться. Он крутил «Голубые береты» до тех пор, пока ребята не ушли, а я не заснула в подсобке. Отъезжая под исполняемую уже в третий раз песню «Две «вертушки» на Моздок», я лениво думала о завтрашнем дне. Надо бы успеть домой за рюкзаком и «сменкой», и при этом не столкнуть с Кристиной.
Учебники и тетрадки я оставила на столе. Абсолютно честно собиралась делать уроки. Но невестка не оценила мой героический порыв и опять начала трендеть, какая я шняга. Пришлось молча встать, одеться и хлопнуть дверью. Конечно, я направилась к метро, ещё не зная, как там всё обернётся.
Конечно, мы не только хавали, но и болтали. Маамун рассказывал о своей родине. Там такие чудесные пляжи, и круглый год тепло! От вина с коньяком я стала очень доверчивой. Решила, что будет улётно надолго свалить из России. После смерти матери я стремительно повзрослела и решила взять судьбу за глотку. Перспектива оказаться на Средиземном море с каждой минутой становилась всё более реальной.
Что было дальше, вполне понятно. Я, правда, вырубилась ещё до кульминации. Утром забежала за рюкзаком и направилась прямо в школу. Конечно, ничего не выучила и получила сразу две «двойки»– по физике и по геометрии. Сама удивилась, насколько равнодушно отнеслась к этому.
Что там мне какие-то «пары»? Теперь я – женщина! И мой парень – не какой-то сявка-школьник, а боксёр и бизнесмен. Он отвезёт меня к тёплому морю, оденет в шелка, увешает «брюликами». Зачем мне учиться? Всё, что нужно для красивой жизни, я имею и так. Мне всего четырнадцать? Не проблема! Маамун сказал, что в этом возрасте уже можно выйти замуж. Не вечно же мне ездить только в Сочи и в деревню под Лугу!
Недолго думая, я взяла быка за рога. Любой ценой женить на себе Маамуна! Это стало моей главной целью. И вовсе не потому, чтобы считаться «честной». Просто иначе мне было не вырваться за границу – а очень хотелось. Жизнь «норки» тогда казалась мне недостижимым идеалом.
Ночами я выходила на лоджию, смотрела на полную Луну, крестила свой рот и говорила: «Сон про меня, сон для тебя, для Божьего раба Маамуна. Аминь».
Делать это нужно было три раза в месяц. Девчонки, с которыми мы вместе занимались гробокопательством, шёпотом предупредили, что на мусульманина заговор может и не подействовать. Для верности я тайком подливала Маамуну из своего бокала пива или вина. И приговаривала при этом про себя: «Пей, допивай, люби, не забывай!»
Кстати, помогло, хоть он и не крещёный. Я дико боялась, что Маамун смоется. С другими девчонками именно так и бывало. Конечно, дома ничего не знали. Делилась я своими любовными проблемами только в школе, с двумя подружками. Была в них уверена на все сто. Сидя в «тубзике», мы шёпотом обсуждали, как быть. Стоит сказать Маамуну о моей беременности или лучше скрывать до последнего?
Я доверилась интуиции и решила сказать. Арабы ведь к таким делам относятся иначе, чем русские. Даже если Маамун меня не любит, но своего ребёнка просто так не бросит. А что залетела я от него, Маамун ни на миг не сомневался. Но, пока не состоялась свадьба, этот вопрос был в нашей семье, как шишка в заднице.
Месяца три я развлекалась тем, что ходила по салонам для новобрачных и выбирала себе подвенечное платье. Скажу сразу, что купить наряд не получилось – взяли напрокат. Платье было очень красивое – из итальянского атласа. Корсет и юбка декорированы французским кружевом «шантильи», плечи открыты.
Маамун тогда был либерален и больше всего хотел, чтобы все видели его красавицу жену. На обручальных кольцах мы выгравировали свои имена – по-русски и по-арабски. Но до тех пор ещё много чего случилось…
Белой летней ночью я возвращалась домой с огромным букетом кремовых роз «Мускат». Их как раз продавали по сниженным ценам, и Маамун расщедрился. Как назло, меня в окна увидели старухи-соседки. И. натурально, доложили всё жене брата. Они, оказывается, давно выследили нас в «Шаверме», но ничего не могли доказать.
После истории с математиком им поверили не сразу, но на сей раз всё оказалось правдой. Я реально залетела и была уже на четвёртом месяце.
Дело очень быстро дошло до дяди, который припомнил мне всё. От него я узнала, что стала жертвой метода Кристеллера. При родах меня буквально выдавливали полотенцем из живота матери. Много времени спустя выяснилось, что у меня, скорее всего, изменён определённый ген; потому я такая распущенная. Я даже записала его название на бумажке. У мужиков тоже есть такой ген, только называется иначе. Так что я ни в чём не виновата – просто больной человек.
Конечно, в школе мне устроили моббинг. Другие гуляют – и ничего, а меня разбирали перед всем классом. Это было уже в сентябре. Могли бы перевести в вечернюю школу потихоньку, но нарочно решили поиздеваться. Всем девчонкам запретили со мной разговаривать, потому что спуталась с «черножопым». Маамун же поклялся зарезать любого, кто потащит меня на аборт. Какой там аборт – живот уже лез на нос!
– Вразумляй до трёх раз, а после отрекайся! – сказал дядя Сева, подведя итог многодневным дебатам. – Это уже второй твой крупный проступок. Совершишь третий – и я тебя не знаю. Живи тогда, как хочешь. А пока, если хочешь рожать, перейдёшь в вечернюю школу. Среднее образование надо получать железно, а там сама решишь.
Потом я долго привыкала к ребёнку в приюте «Маленькая мама». Это получилось не сразу – слишком я была молода. Сын казался живой куклой, и она быстро надоела. Со мной там жили девчонки-нищенки, которые на самом деле не бедствовали. Честно говорили, что у них просто такая работа. Дети им, конечно, пригодятся – с маленькими больше подают.