Постумия - Страница 194

194

– Ничего! – отмахнулась я. – Это всё-таки Москва. И вряд ли меня кто-то там ждёт. Для твоего успокоения загримируюсь. Да так, что даже в группе меня не узнают. А здешние старухи ещё более активные и любопытные, чем в Питере.

– Делай, что хочешь, – сдался Брагин. – Тебя же не переспорить. Только с Дроном посоветуйся. И дядю своего в курс дела поставь. А то они потом меня с потрохами слопают. Если что интересное узнаешь, сразу же мне передавай. А я – им, как договорились.

Влад смотрел куда-то в угол, чтобы не встречаться со мной взглядом. Я откровенно забавлялась, сверкая своими коленками из-под пёстрого платья.

– Я тоже устал. Хочу съездить в бассейн, поплавать; тут неподалёку. Из-за твоих закидонов до сих пор голова гудит. Ты как, едешь на Рублёвку? Или ещё подумаешь?

– Нет, Владик, милый, еду. – Мне вдруг стало жаль его – безответно влюблённого, симпатичного, печального. – Хочу побыть одна. Подумать о своём, девичьем. Не могу же я вечно ловить бандитов и говорить о делах. Только ты не думай, что я страдаю снобизмом и горжусь своим правом посещать Рублёвку. Просто там я никому не мешаю, и никто не мешает мне. Действительно, Владушка, вызови мне такси. Когда приедет, разбудишь. Я подремлю немного…

Как Влад вызывал такси, как ждал отзвона, я уже не слышала. Просто спала с открытыми глазами. И одновременно бежала по двору на Славянском бульваре. Джиоев бесконечно стрелял в меня из нагана. И падали сверху разноцветные ракеты, оставляя в ночном небе дымные следы.

Глава 23

31 мая (день). Сегодня я вспомнила народную мудрость о том, что у каждой медали есть две стороны. До сих пор пофигизм кузин Инги и Карины раздражал меня невероятно. В самом прямом смысле они полагали, что булки растут на деревьях, а платья выпадают вместо дождя. Но сегодня я изменила отношение к избалованным девчонкам. И вот почему.

Человек, знающий цену вещам, свернул бы мне голову на сторону. Я безнадёжно испортила и платье, и плащ. Инга же полностью проигнорировала утрату пёстрого наряда. Её мать Евгения как раз улетела в Турцию, и потому за плащ отвечать не пришлось. Более того, Инга просто подарила мне свой прикид. Кроме того, одолжила для поездки в Москву ещё один туалет. Это были чёрные леггинсы-капри и трикотажное платье-стретч в цветочек. А когда я попросила ещё и парик, младшая сестрёнка Карина предложила целых два, на выбор – голубой и платиновый.

По понятным причинам, я выбрала второй. Подумала, что, если нацеплю тёмные очки, меня точно никто не узнает. Балетки оставила прежние. К этому платью они очень шли, да и вряд ли могли выдать меня. Ведь старушек во дворе при перестрелке не было.

Облагодетельствовав меня, Инга и Карина опять занялись написанием своих аккаунтов в Твиттере и обсуждением какого-то дурного кодера. Куда я иду в чужой одежде, зачем мне парик – всё это девушек ни чуточки не занимало. В этот момент они жарко спорили, какая из фоток-селфи, сделанных недавно на яхте приятеля, гарантированно украсит их Инстаграмы.

– А вчера у Воронецких на барбекю подавали камчатского краба! – щебетала впечатлительная Карина. – Жаль, что ты не поехала со мной. Это так вкусно! И очень полезно…

– Ты ведь знаешь, что я не очень жалую морепродукты. Говорят, что у меня на них аллергия. Потом во рту такой противный привкус, что приходится очень долго прополаскивать бальзамом.

Я на цыпочках удалилась из их светёлки. Радовалась, что никого, кроме прислуги, в доме нет. Парик спрятала в сумку. Надела его уже в Москве, заскочив в платный туалет. Клининг-менеджер, то есть уборщица, покосилась на меня, но ничего не сказала. Эти люди привыкли ко всему. Вполне могут, за дополнительную плату, впустить мужика в женскую уборную и предоставить отдельную кабинку. Я сама не раз этим пользовалась – правда, в Питере.

Если раньше я пыталась скрыть беременность, то теперь постаралась её подчеркнуть. Шёл четвёртый месяц, но этого явно не хватало. Оставив дома корсет, я запихала в леггинсы пачку прокладок. Живот получился месяцев на шесть. Это нужно было опять-таки для конспирации. Женщину в положении вряд ли заподозрят. Гримироваться особенно не стала – оставила все пятна и веснушки.

Рублевское шоссе выходило прямо на Кутузовский проспект и Славянский бульвар. Постояв у выхода из метро и побродив по окрестностям, я убедилась в отсутствии «хвоста». Далее вернулась в тот самый двор. Днём его трудно было узнать. Цветущая сирень, залитая солнцем детская площадка, звонкий гам малышни, щебетание птиц. Наверное, и Ева с Полиной здесь гуляла. А вот теперь их нет, и больше никогда не будет. Квартира съёмная, и ребёнка увезут. А мать погибла в двадцать шесть лет. Отцу исполнилось двадцать девять.

Как я и ожидала, старушек во дворе оказалось предостаточно. Одни гуляли с внуками, другие сидели просто так. Выглядели они по-разному – от совершенно европейских, в брючках, с макияжем, до карикатурных персонажей – в платках и с клюками. Одна из таких очень громко пищала, и у меня сразу заломило над бровью.

– Вот я и говорю, что это вредительство! – густым, повелительным голосом говорила полная мадам в платье горошком. Над верхней губой у неё торчали жёсткие усики. Такой же серой пучок вырастал из бородавки на щеке. – Наш Егор играет в «Кантор». Ужасное дело, скажу я вам! Часами из-за стола не встаёт. Ни есть, ни спать не заставишь. Глаза совершенно пустые. Я уже бояться начинаю – и за него, и за нас. То ли сам умрёт, то ли меня прикончит…

– Так ведь и умер один мальчишка – на Минке. Экзамены выпускные как раз сдавал. Семнадцать лет всего было, – вмешалась другая старушка. Она была глазастая, накрашенная, во внучкином и топике и в «бермудах» по моде десятилетней давности. – То есть должен был сдавать. А сам в «DotA» играл сутками напролёт. Уже хрипел, а всё не бросал. Говорил, что товарищей подводить не хочет. Там надо вражеский лагерь уничтожить, а он вдруг выйдет из игры. Считал это предательством. Ну, и упал головой на клавиши. Оказалось, тромб оторвался.

194