Такой я видела подружку впервые. Даже не знала, что она до тонкостей разбирается в украинском вопросе. А-а, наверное, Дрон её просветил. Он ведь только об этом и думает. Вообще-то, на его месте я тоже не простила бы и не забыла. Для всей семьи Петренко это тоже больное место. Геннадий Иванович теперь радуется, что Захар Горбовский, его предшественник на посту «главаря антимафии», не дожил до нынешнего кошмара. Он ведь тоже был с Украины – из Скадовска Херсонской области.
Лёлька пила уже третью чашку чая. Я – вторую. Пятернёй с серебряным маникюром подруга сгребала назад влажные от пота локоны. Внезапно её лицо смягчилось, боевой запал угас. Видимо, лихорадка ослабла, и мысли потекли по более спокойному руслу. А дальше и вовсе вышла из-за туч улыбка, как солнышко после грозы.
– Ты знаешь, что я у Ваньки дома была? – Лёлька, вкусно позёвывая, взбивала подушки.
– Когда? – испугалась я. – Сказали же, не искать его…
– А кто искал? Я просто пришла к матери, Александре Георгиевне. Они живут недалеко от бывшей гостиницы «Бель вю». Женщина все войны пережила, а два года назад окончательно сломалась. Я думала, что это – деревенская баба с бочку толщиной. Четверых родить – не хухры-мухры. А оказалась интеллигентной дамой. Все предки жили в Терийоках, то есть в Зелике. Когда я навестила её? Позавчера. Побоялась, что тётка свихнётся. Там ей все завидовали из-за сыновей, а теперь злорадствуют. Особенно про Ваньку много говорят. Мол, так и знали, что он ненормальный. Думали – псих, а оказался наркоман. Пусть ещё проверят, не делал ли чего с детишками. Я одной бабке в магазине из-за этого едва кулак к скуле не приложила. Но вспомнила о своих обязанностях перед группой, сдержалась. Решила внимание к себе не привлекать, а тайком сбегать к Водовозовым.
– Ты поосторожнее там, – испугалась я. – Не за себя одну отвечаешь.
– А я о чём? Так вот, маменька Ивана из рода Круковских. Они – какие-то родственники Софьи Ковалевской. Дворяне, короче.
– Тогда понятно, откуда в Ване столько благородства. А вот брат не в ту породу пошёл…
– Видимо, так, – рассудила и Лёлька. – Хотя на войну он рвался вполне искренне. Запудрили парню мозги. Так вот, Александра рассказала мне про эту гостиницу. Она ещё называлась «Пуйстола» – Парковая по-фински. Весь тогдашний бомонд там перебывал. А теперь, Александра сказала, многие существуют в системе 3D – доживают, донашивают, доедают. Кстати, мать Ивана Приморское шоссе до сих пор называет Виертотие. На углу Миконкату, нынешней Театральной, тот самый отель и помещается.
– Вот это да! А я вообще ничего не знала. Даже стыдно признаться.
– Не только ты, но и я тоже. На одном дыхании всю лекцию прослушала. Александра водила экскурсии, пока здоровье позволяло. Обычно я с чужими не откровенничаю, а ей всё рассказала. И что в два месяца без матери осталась. И что бабушку мою бандиты застрелили в девяносто втором. Отцу пришлось из страны бежать… Наверное, никто меня так не поймёт, как она. И у Круковских, и у Классенов зэки были в роду, эмигранты. Нескольких родственников расстреляли. Это мальчиков не оправдывает, но понять можно. Одно то, что Водовозовы двух сироток пригрели, в наше-то время, кое о чём говорит. И не из корысти это сделали, а от милосердия.
– Героические люди! – У меня даже защипало в носу. – Другие от своих отказывались. Самое главное, что не миллионеры. Еле сводили концы с концами, а девочек пожалели.
– Но, как говорится, Господь вознаграждает праведников новыми испытаниями. И встретился отец семейства во время прогулки по пляжу со стаей бродячих собак. Пока отбивался от них, девчонки успели сбежать…
– Не надо об этом – жутко! – Я вдруг почувствовала озноб и запаниковала. Неужели заразилась? Тогда финиш, ребёнок непременно пострадает. А что делать? Не гнать же Лёльку! Остаётся уповать на судьбу. Тут ещё не всякое лекарство выпьешь.
– Самое интересное, что на все эти сплетни Александра Георгиевна не обращает внимания. Она ни на секунду не поверила в то, что Ваня – «торчок». Решила, что сына оговорили, или произошла ошибка. Я ей всё рассказала. То есть самое главное. И вот тут она заплакала – от счастья. Ведь Ванька брата спасал…
Я разлила остатки заварки, потом – кипяток. Отвернувшись, смахнула пальцем слёзы. Лёлька, обливаясь потом, то и дело промокала платком лицо. Потом она улеглась в постель и прикрыла глаза от слабости.
– А мне наши ребята звонили, спасатели, – напевно говорила подруга и блаженно улыбалась. – Теперь группа, куда я входила, на автожире летает. Это – нечто среднее между вертолётом и самолётом. Их в Сибирь перебросили – там уже вовсю тайга горит. Местное население по весне прошлогоднюю траву выжигает. Сколько ни говорят, что нельзя – кладут с прибором. Так ведь легче, чем дёргать, сгребать. Многие надеются ещё и новые дома получить – под шумок. Я пострадала при десантировании в очаг пожара из-за таких вот уродов. Но, чёрт побери, всё равно тянет к настоящему делу! Врачи мне врут. Говорят, что надо стремиться, надеяться. А понимаю, что мне теперь только в офисах и сидеть. Планктон, короче, от МЧС. Так уж лучше пыхтеть в моей пожарке. Полезное дело делаем, как ни крути.
– А наша работа? – Мне даже стало обидно. – Не полезная, что ли? Ментам без нас очень тяжело придётся. Мы – кадры штучные. Таких людей гораздо меньше, чем спасателей.
– Я же не возражаю, – с трудом пробормотала Лёлька. Она «отъезжала» прямо на глазах – от слабости. – Детей сильнее всего жалею. Они ведь из-за родаков дебильных страдают. И не только от огня и дыма. Везде для них опасность – от машин, от людей. Александра за дочерей очень боится. Я её успокоила. Сказала, что полицейских не хватает, и камеры будут вешать по всему побережью…