Постумия - Страница 139

139

– Честное слово, я ничего такого ей не говорила! Сама ведь не знаю. Разве твой Рахмон убит? Ты говоришь, что он на нарах.

Действительно, Лёлька абсолютно не в теме. И о моём положении до последнего времени даже не подозревала. Сейчас она терялась в догадках, доканчивая уборку, провожая старуху в спальню, натягивая дутое пальтишко. А я уже давно оделась, вышла на улицу и замерла, обнимая голую мокрую берёзу.

Ведь уже купила таблы «бэби-капут», прерывающие беременность без операции… Счастье, что понадеялась на Тарью и не приняла их. Два месяца пила и курила, потому сразу же приговорила своего сына. С «папиком» мы были долго, а с Борисом встретились всего несколько раз. Я даже мысли не допускала, что именно эти дни были главными. «Не жалко тебе дитя?..» Какой же гадиной я предстала перед Тарьей! Получается, что мало мне одной смерти…

Скользкие корни берёзы ушли у меня из-под ног. Тихая паника охватила меня и лишила возможности здраво мыслить. Я словно стояла на башне небоскрёба и готовилась прыгнуть вниз. Все члены спецгруппы занимались бейнс-джанкингом. Нет, сейчас страшнее, круче. Просто огонь! Сколько я дряни в себя вылила, а сколько вдохнула! Буквально издевалась над зародышем, который ни в чём передо мной не провинился! Но те мерзкие пилюли я не проглотила. После них дети рождаются безрукими. Я видела такую женщину в интернате у бабушки. Жутко было наблюдать, как она всё делала зубами и ногами…

Значит, существуют параллельные миры-порталы. И вовсе это не последствия приёма всяких «снежков», спайсов, «травки» и энергетических напитков! Один раз я хлебнула на Крестовском какого-то пойла – с туарином или с гуараном – уже не помню. А, может, и с женьшенем. И реально увидела рядом с собой парня, который в прошлом году с крыши насмерть упал.

Значит, Борис где-то существует. Нет, не где-то, а прямо здесь. И видит меня. И знает, что я собиралась сделать… Бабка сказала, что после взрыва ей будто бы вставили другие глаза. А мне сейчас в череп впихнули другие мозги. Зачем я так жила до сих пор? Ведь ТАМ действительно спросят. И что я отвечу, отцу в первую очередь? А как на мать посмотрю?

Кто-то говорил мне, что прахом становятся тела, а не души. Что труп – это как старое пальто. Бросаешь пего в контейнер и идёшь дальше налегке. Как разница, что с этим хламом будет потом? Вы уже врозь навсегда. Но это не значит, что тебя больше нет. Я, будто со стороны, увидела себя на греческой яхте. В комбинезоне цвета морской волны, всю в золоте, с развевающимися на ветру волосами. Это была совсем чужая женщина. В её жизни не было места мальчику, который для меня теперь дороже всего на свете.

И умом, и сердцем я ощущала, что Тарья права. Ревела навзрыд, не обращая внимания на удивлённых, даже испуганных соседей знахарки. Дорогой шейный платок свисал углом из-за ворота куртки. На искусанных губах размазалась помада. Глаза жгло, щёки стянуло. Меч раскаяния вонзился в грудь, вызвав жгучую боль. А мне хотелось, чтобы стало ещё больнее…

– Сынуля, милый, прости! Я так обижала тебя, я так тебя не хотела… Забудь об этом, мой родной, мой хороший! Теперь у нас с тобой всё будет по-другому. Если я уже успела навредить тебе, ни за что не оставлю. Буду всегда рядом, чтобы замолить свой грех. Не проклинай свою мать, мой Постум!..

– Марьяна, ты слышишь меня?! Тебе сейчас «скорую» вызовут, психиатрическую! – кричала Лёлька мне в лицо, но слышала я её очень плохо. – Я машину поведу! Сваливаем отсюда по-быстрому, а то по всем посёлкам сплетни пойдут. Садись назад, можешь даже лечь. Успокойся, свет на Тарье клином не сошёлся. Придумаем что-нибудь…

– Нет, я завтра же пойду в консультацию! Запишусь сегодня по Интернету. Встану на учёт…

– Ну, мать моя, ты даёшь! – Лёлька с шиком свернула на обочину Приморского шоссе, достала зеркальце и протянула мне. – Глянь-ка на свой фейс. Так колотилась лбом о берёзу, что долго придётся грим накладывать. Ладно, если не зашивать… Держи салфетки, утрись маленько. Одного не пойму – что она тебе такого сказала? Другим вон на УЗИ ребёнка показывают, а они всё равно чистятся. Диапазончик, однако!

Я взглянула в зеркало и онемела. По всему лицу, ото лба до подбородка, тянулись грязные кровавые полосы. Было похоже, что меня драл здоровенный кот. Кроме того, у виска наливался синяк. И второй – на щеке. После гонки по Зелику я выглядела идеально по сравнению с этим. От гигиенических салфеток царапины защипало. На влажном полотне остались пятна крови.

– Что, клёво? – с усмешкой спросила Лёлька. – Нет, я тебя понимаю. И знаю, как вломно слышать отказ. Сама чуть не стрельнулась из ракетницы – чтобы наверняка. Но ты-то, вроде, раздумала на аборт идти. Твоё дело, мать, и только твоё. Ты же ещё не успела… Зачем истерить-то? В Приветнинском бабки уже шептались, не бесноватая ли. Отчитываться, мол, надо у батюшки…

– Батюшки лучше бы голыми девками занялись, которые на Пасху у Казанского собора плясали, с китайскими фонариками. А я сама разберусь.

– А это не вампука, часом? – засомневалась Лёлька. – По-моему, уже чересчур.

– Так и было, Богдан сам видел. Тоже обалдел, между прочим. А менты стоят, спокойно смотрят. Это же панк-молебен!..

– Вестимо, – кивнула Лёлька, снова усаживаясь за руль. – Тарья вообще-то ведьма сильная. Действительно, с духами общается – многие подтверждают. Как скажет так оно и есть. Внушить может всё, что угодно. Мне она без слова всё сделала. Ничего не знала, а в точности угадала, что подлец меня кинул. А с тобой какая-то другая история. Хоть бы обмолвилась, кто там у тебя погиб. Скрытная ты, мать, не по-детски. Почему мне не доверилась? А то поёт, пляшет, хохочет – и вдруг такое выясняется…

139