Постумия - Страница 121


К оглавлению

121

Я, само собой, насторожилась, но гулять не прекратила. Брала итальянскую сумку с ярким принтом, надевала майку, шорты, бейсболку. Шла в какую-нибудь кафешку. Косметику приходилось стирать – она всё равно расплывалась от пота. Вернувшись, снова примеряла босоножки, балетки, сандалии. Я накупила их кучу – и себе, и Лёльке. В Греции всё так дёшево, что хочется опустошить прилавки – особенно с обувью и нижним бельём.

Я щеголяла в разных комплектах – белом, бордовом, кремовом. Надела даже чёрный, когда ночью отправились с дядей кататься на яхте. Это был приём от нашего имени, куда съехалась уйма народу. Мне хотелось быть красивой и не посрамить генерала перед греками. Тут ведь такие улётные девчонки, что постоянно чувствуешь своё ничтожество.

Но на том балу, как обычно, я стала королевой. Цыганский хор спел в честь меня «Очи чёрные». Правда, юные гречанки не возненавидели меня за это и не попытались облить кислотой, как частенько бывало у нас. Они от души меня расцеловали и подарили красивую диадему. Она очень пошла к моему дымчатому вечернему платью и стёганым золотым туфелькам с бантами. У меня от жары отекли ноги, и я выбрала низкий каблук.

В ту ночь сбылась моя мечта. Впервые в жизни я танцевала на шикарной яхте, где сразу же получила три предложения руки и сердца. Но, когда моя мечта сбылась, я тотчас же отказалась от этой идеи. Более того, представила, как огорчила бы дядюшку, и едва не разревелась. На следующий день купила Евгении в подарок золотые домашние тапочки – в тон её волосам.

Сейчас я опять стояла перед зеркалом, только не спальне, а в ванной, и застёгивала на крючки корсет. Мне постоянно мерещился слишком большой живот, которого ещё не должно быть. А вот бюст увеличился заметно, и это пугало. Дядя никогда не был знатоком по женской части, несмотря на большое количество браков, и потому ни о чём не подозревал. Но я очень его стеснялась и мучилась из-за своей вины.

Вчера мы опять вышли в море – только уже вдвоём. Генерал был в бермудах, в майке, в мужских кожаных сандалиях. Я же надела лёгкий комбинезон на тонких лямках, с рисунком «огурец». Обулась в сандалии с цветастыми лентами. Похоже, дядя и сам засмотрелся на мои загорелые точёные плечи, на соблазнительные ножки. И потому, сердито фыркнув, отвернулся. А я мысленно поздравила себя с тем, что хотя бы на минуту-другую отвлекла его от мыслей о работе.

Мы плыли по Эгейскому морю, у места его слияния со Средиземным. На острове Родос нас угостили винным сыром «посса». Сказали, что молодое вино лучше всего закусывать им. Кроме того, я облизывалась после сладкого джема из местных помидоров. А розы на островах благоухали так, что хотелось перед каждой из них встать на колени и долго вдыхать аромат. Мне пришло в голову, что именно так и должен выглядеть рай.

Оказывается, дядя прекрасно умеет ходить под парусом. Я убедилась, что для него нет ничего невозможного. Над нами мерцало чёрное звёздное небо; вода играла золотыми и серебряными бликами. Ночи здесь поступают не постепенно, а сразу, как только солнце проваливается в море. Кого-то это пугает, а мне так очень нравится. Жаль только, что женщин не пускают на гору Афон. Мы ведь до Родоса были на острове Халкидики. А мне так хотелось очиститься от всех своих грехов и торжественно начать новую жизнь!

Генерал стоял в лодке, как древний воин, выставив вперёд подбородок. Высокий, стройный, мускулистый, уже дочерна загорелый. Я смаковала великолепное греческое вино, не жалея будущего ребёнка. Начисто забыла о нём до той минуты, пока до смерти не захотелось квасу, и обязательно с хреном. Организм словно хотел напомнить о том, что именно мне надо пить. Над морем всходила ущербная луна, и дул лёгкий бриз. Поставив парус, дядя сел рядом со мной. Прижался плечом, заглянул в глаза.

– Не замёрзла? Свежо, по-моему…

– Что ты! Мне даже жарко.

Я с упоением дышала морским воздухом, в душе жалея, что мы скоро уедем. Под носом лодки вскипала пена, а за кормой плавной расходились волны. Над нашими головами трепетали какие-то флажки и вымпелы, а в лицо летели солёные брызги. И я подумала, что никогда мне уже не будет так хорошо, как теперь.

– Эх, подольше бы тут побыть, да нельзя – работа ждёт! – выдохнул дядя, снова поправляя парус. – Я ведь с огромным трудом за границу вырвался. Не говорил тебе, как трудно всё шло. Сделали исключение, потому что Талибан согласился говорить только со мной. А вопрос огромной важности, и кобениться не время. Речь идёт о лицах, на которых имеются циркуляры в Интерполе. Чтобы не завалить дело, пришлось пойти мне навстречу. От показаний Серутдинова, то есть Талибана, очень много зависит. Он специально прибыл в Грецию – ради меня. А сам уже год живёт на Манхэттене. Здесь у него, так сказать, дача. В Штаты меня уж точно не выпустили бы, а на Грецию согласились.

– Да? А я и не подозревала об этом. Знала, что силовиков не выпускают, а тут забыла. Столько всего навалилось сразу! – Я потёрлась щекой о дядино плечо, словно утешая его. – Когда ты встретишься с Талибаном?

– Мы встретимся послезавтра. И сразу – домой. Пока ты тут шопингом занималась и со скал ныряла, я утрясал детали этого визита. Так что готовься.

– И я поеду к нему?.. Вот уж чего не ожидала! Зачем? Хотя, конечно, интересно…

– Он сам попросил. Хочет познакомиться с внучкой Грачёва. Хотел бы и Михона увидеть, но тому сейчас из-за учёбы не вырваться. И вообще, без красивых женщин тоскливо встречаться! – дядя блеснул в темноте улыбкой, и глаза его вспыхнули. Мы все умели видеть ночью лучше других – и дед, и мой папа, и, конечно, генерал Грачёв. Говорили, что это у нас от адыгейцев. – А Талибан большой ходок был! Сейчас, правда, уже сдал, болеет. Старые раны не дают покоя. Но любит посмотреть на молоденьких красоток, вроде тебя.

121